заметки критика
В. МИХАЛКОВИЧ
Легендарная эпоха борьбы за Советскую власть в годы гражданской войны, время рождения и становления нашей государственности осваивается советским кинематографом постоянно и плодотворно. Тема эта была и остается одной из самых важных и значительных. Героика событий далекого и вместе с тем близкого всем нам прошлого, романтический пафос революционной борьбы, мужественность и самоотверженность ее героев своеобразно и ярко отражаются в фильмах, сделанных в приключенческом жанре.
В заметках о трех картинах последнего времени, посвященных этой непреходящей теме, хотелось бы их рассмотреть с точки зрения проблемы жанрового своеобразия. Ведь от того, как сделан фильм, насколько точно соблюдены в нем законы сложения и стиля, зависят и пафос произведения, и мера его идейной наполненности, и, конечно, степень зрительского сопереживания.
В приключенческих фильма обычно много запутанных ситуаций, невероятных поступков, напряженно-драматических перипетий. Об иных в пору сказать: «так не бывает». Но чрезмерности и преувеличения свойственны жанру, ибо входят в «правила игры». Жанр стремится к выразительности, к предельной интенсивности конфликта, он любит яркость. броскость, предпочитает средства эффектные, активно и безотказно действующие на воображение зрителя.
В приключенческих фильмах, посвященных гражданской войне, сама эпоха осмысляется по-особому — в соответствии с природой жанра. Реальные очертания прошлого мы видим укрупненно воспринимаем и выделяем наиболее характерные черты, а для гражданской войны главным являлась напряженнейшая схватка двух миров, говоря обобщенно — прошлого и будущего. В соответствии с законами жанра напряженность действия на экране усиливаемся, становится предельной, ситуации берутся экстраординарные, исключительные.
Таковы, например, события, о которых повествует лента «Срочно… Секретно… Губчека…» (сценарий В. Шульжика, О. Волина, постановка А. Косарева, «Мосфильм»). Спецотряд под командой якута Аксенова захватил у белых запас пушнины. Меха — это золото, твердая валюта, на нее белые закупили бы оружие. Значит, нападение на склад чревато далеко идущими последствиями — оно разоружает контрреволюцию. Более того — комиссар отряда Beра Басманова объясняет бойцам: «Золото — это единственный язык, на котором мы говорить будем сегодня с буржуазией всех стран». Отъем пушнины не только пошатнет белое движение, но поможет завязать диалог Восток — Запад. И если эта операция — столь опасная, трудная — дает такие результаты, тогда она и в самом деле исключительна.
Исключительность ярко ощущается и в том случае, когда героям приходится преодолевать неимоверные трудности. Во время нападения на склад тяжело ранен проводник Лавров — единственный, кто знал потаенные тропы в тайге и места расположения партизан. Из всех бойцов шальная пуля избрала именно того, кто олицетворяет собой глаза отряда. Без Лаврова он как бы слеп, не может и шагу ступить. Враги за проводником специально не охотились — тут в дело вмешался случай. Он, непредвидимый и необъяснимый, задержал в тайге пушнину и тем самым приостановил окончательную катастрофу белых.
Случай давно прижился в приключенческих фильмах — это один из самых действенных инструментов в драматургическом арсенале жанра. Но не чересчур ли жадно черпают порой из этого источника создатели некоторых лент?
В том же фильме «Срочно… Секретно… Губчека…» есть такой эпизод. Отряд застрял в тайге, командир идет в город, чтобы узнать, функционируют ли явки: нужна связь с подпольем и центром. Раздобыв где-то смокинг, Аксенов посещает ресторан. Там ключом бьет угарное веселье, бурлит чумной пир. От первого встречного — от официанта, принимающего заказ, — командир узнает, что явки провалились. Можно и уходить, но Аксенова замечает белый офицер, спасшийся при нападении на склад. Опять — слепая случайность!
Эпизод нечаянной ресторанной встречи есть и в классическом ныне «Подвиге разведчика». Там майор Федотов, выполняя задание в тылу врага, лицом к лицу сталкивается со Штюбингом, немецким агентом, на допросах которого он присутствовал в Москве. Машина, отвозившая Штюбинга, попадает под бомбежку, и агенту тогда удалось скрыться. Ныне он жаждет реванша.
«Подвиг разведчика» снят в 40-е годы. Позже, в 60-х, подобный эпизод был в одном из фильмов о Камо. Революционер с тайной миссией проник на юг, в самое логово белых, и его увидел офицер, прежде знавший Камо.
Пользоваться старым приемом, конечно, не грех — если в том есть необходимость. Посмотрим, ради чего он попал в фильм «Срочно… Секретно… Губчека…».
Майор Федотов в «Подвиге разведчика», заметив врага, не суетится, не старается улизнуть. Разведчик вступает со Штюбингом в поединок — психолоический, разумеется, и выигрывает: заставляет добыть нужные сведения. Перед Аксеновым офицер возникает внезапно, будто из-под земли. Камера украдкой нам его заранее показала, но командир как будто, не видел Горюнова, белого офицера, а если и видел, то не проявил инициативы, остался пассивен. Зато в следующий же момент Аксенов демонстрирует чудеса лихой акробатики: сбивает с ног Горюнова, прыгает со второго этажа, несется по улицам, ловко орудуя арканом. Пули его не берут, но если уж подлетит какая поближе, то лишь царапнет. Погоня по неизвестным причинам так замешкалась, что беглец оставил ее далеко позади. Когда первый из преследователей появляется на берегу Лены, Аксенов уже почти форсировал широчайшую реку. И кажется, будто не на обычной лошади он мчался, а на сказочном крылатом коне.
Ученая эстетика утверждает, что каждый жанр имеет свою память. В ней накапливаются те средства и приемы, что в наибольшей степени соответствуют природе жанра, его целям и возможностям. Видимо, случайная встреча с врагом — из таких средств, если тоже попала в «память жанра». Но в фильме «Срочно… Секретно…» памятью распорядились, прямо скажем, не по-хозяйски. Пока шла дуэль Федотова со Штюбингом, зритель и беспокоился за судьбу героя, и поражался его хладнокровию, и радовался победе. Побег Аксенова куда как эффектен, но это — выход трюкача-акробата, неожиданно получившего концертный номер. За его головоломными трюками просто нужно следить, раскрыв от удивления рот, — вот и весь эффект. Так богатый выразительными и смысловыми возможностями прием используется всего лишь ради фокусничанья и тем самым обесценивается.
Особенно заметная девальвация жанровых средств происходит в «Шестом» (сценарий Р. Фаталиева, постановка С. Гаспарова, Киностудия имени М. Горького, Ялтинский филиал). Действие фильма разворачивается в начале 20-х годов. Окрестности города Козыревска кишат лютыми и свирепыми бандитами. От их пуль гибнут многие, но прежде всего — начальники милиции. Герой картины Роман Глодов — уже шестой на этой должности. Может быть, ему придется разделить судьбу предшественников. Одному из персонажей Глодов говорит, что жители городка смотрят на него с сочувствием — считают очередной жертвой.
Драматургия «Шестого» построена с оглядкой на сюжетные структуры вестерна. Глодов оказывается в городке единственным представителем власти — больше никто не показан. В американских вестернах зачастую шериф тоже является единственным представителем власти. Главная цель кинематографических шерифов — отстоять и утвердить закон в самой гуще беззакония. Такую же цель ставит перед собой и Роман Глодов. Кроме этой возвышенной цели, у Глодова есть и личный счет к бандитам — те заживо сожгли его друга, заперев в хате вместе с женой и детьми.
Истребление банды совершается, когда она хочет ограбить поезд. Этот эпизод — кульминационный в картине. По старой железнодорожной ветке движемся состав, выпуская огромные клубы дыма, за ним скачут грабители и палят из ружей, а Глодов со своими пятью подчиненными им отвечает, метко разя мерзавцев. История кинематографического вестерна как раз начиналась фильмом, носившим название «Большое ограбление поезда» (1903 год). Там нападавшие сделали то, что потом частенько повторяли персонажи других лент, —остановили поезд: ведь захватить неподвижную цель гораздо проще.
В финале «Шестого» выясняется что «лесными братьями» руководил человек изворотливый и умный. О том, что по старой ветке пройдет эшелон с ценным грузом, было известно заранее — милиционеры постарались распустить об этом слух, им нужно было выманить банду из леса. Но у главаря при всех его интеллектуальных достоинствах не хватало смекалки на простой маневр — разобрать рельсы или воздвигнуть завал. Видимо, махнув рукой на соображения тактики и целесообразности, главарь решил «посодействовать» авторам — дал возможность режиссеру поставить лихую сцену со скачками и стрельбой. А потому беспорядочной гурьбой, словно деревенские мальчишки за новой машиной, гонятся за эшелоном бандиты, превратив себя в живые мишени; то один, то другой всадник, сраженный пулей, красиво скатывается с лошади, гурьба редеет, но упорно продолжает свою джигитовку.
Нападение на поезд тоже входит в «память жанра», а потому и попадает в фильмы: встречалось в «Неуловимых мстителях», особенно изобретательно было поставлено в режиссерском дебюте Н. Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Мотив этот таит в себе массу выразительных возможностей, но здесь они полностью отброшены ради все того же трюкачества — чтобы герои наконец вволю постреляли — стоя, лежа и с колена. Можно сопереживать персонажам, ведущим напряженную и трудную борьбу, но здесь вновь лишь дивишься фокусам акробатов. Видимо, учтя это, авторы к концу перестрелки умерщвляют четырех защитников правопорядка. Эпизоды их гибели даются один за другим, почти встык, и сняты одинаково, тело, покачнувшись на мгновение, застывает (рапид); в музыке слышится патетический аккорд, камера фиксирует алые маки у железнодорожной ветки. Все вместе должно родить в зрительском сердце скорбь. Четырехкратным повторением эпизода скорбь искусственно взвинчивается.
Если в «Шестом» отрабатываются сюжетные структуры вестерна, то создатели фильма «Без видимых причин» (сценарий С. Александрова, постановка Е. Татарского, «Ленфильм») опираются на совсем иную жанровую форму — на детектив. В драмкружке дальневосточного города Воскресенска ставится пьеса из современной жизни. Молодой офицер в мишурных аксельбантах признается в любви красавице графине. Та ласково, но решительно поклонника отвергает, ибо намерена — как говорит— «служить коммуне». Офицер клянется, что подобного афронта не переживет, приставляет к виску револьвер, из-за сцены раздается громовой удар в барабан, актер падает, но когда опущен занавес, выясняется, что он действительно мертв — в револьвере был боевой патрон. Погибший — начальник охраны в воскресенской тюрьме. Ямщиков не по пьесе, а «по жизни» был безнадежно влюблен в исполнительницу роли графини — Нину Петровну и грозился — многие слышали — покончить с собой. На место Ямщикова прибывает новенький — Дроздов и одновременно в уездную ЧК приходит сообщение, что разыскивается белый офицер Овчинников, палач и вешатель; из особых его примет известна любовь к классической музыке и сабельный шрам на груди. Один из участников контрреволюционного подполья замечает у Дроздова такой же шрам. Значит, он — Овчинников? Множеством деталей авторы и зрителя стараются убедить, что новоприбывший — таящийся белогвардеец. Однако в финале создатели фильма раскрывают секрет: Дроздов — «наш», вся операция внедрения его к контрреволюционерам была придумана чекистами.
В фильме «Без видимых причин» нет акробатических трюков на экране. Но все же и тут есть своя игра со зрителем. Игра эта немного напоминает жмурки. Как известно, драматургия детектива зиждется на тайне. В этой картине зрителю предложены сразу две загадки: почему и как погиб Ямщиков — первая; и вторая — что за человек новый начальник охраны? Предложив их, авторы одновременно с особой старательностью следят, чтобы зрители не все узнали, не получили нужных сведений. Более того — нас сознательно подталкивают к неверным суждениям. Подобные «маленькие хитрости» решительно отвергаются всеми сводами детективных правил и законов. А их надо если не соблюдать, то хотя бы уважать. Ведь тайну в детективе должен раскрыть кто-то из героев! Он перебирает в уме факты, строит гипотезы, мечется от одного решения к другому. Напряженные эти поиски и составляют главное очарование детектива. Зритель имеет право или соучаствовать в умственной работе героя или создать свою собственную гипотезу. Но для этого он должен располагать теми же сведениями, иначе ни одна из возможностей не осуществится. Фильм «Без видимых причин» ни на какие интеллектуальные поиски не рассчитан, здесь в лучшем случае можно только гадать или строить гипотезы относительно самого Дроздова.
Как видим, в приключенческих фильмах на историческом материале испытываются различные структуры и механизмы приключенческого жанра — от детектива до вестерна. Пользуются же ими создатели картин зачастую неэффективно. Стоит ли так распоряжаться памятью? Жанра, разумеется…