Ведет Е. Мясникова
Имя народного артиста РСФСР, профессора, кинорежиссера Игоря Васильевича Таланкина хорошо известно зрителям.
Уже его первая картина «Сережа» (которую он снял совместно с режиссером Г. Данелия) завоевала огромную популярность в Советском Союзе, собрала многочисленные премии на международных кинофестивалях. И каждая его работа — будь то фильм «Вступление», отмеченный специальными премиями жюри на XXIV МКФ в Венеции и на IV МКФ фильмов для детей и юношества в Канне, «Чайковский», которому присуждена премия за режиссуру в Сан-Себастьяне, или две последние ленты «Выбор цели» и «Отец Сергий», премированные на Всесоюзных кино фестивалях, — получала всеобщее признание.
Игорь Васильевич, вы окончили театральный институт. Как случилось, что вы стали кинорежиссером?
— Еще во время учебы в ГИТИСе, где я окончил сначала актерский, а затем режиссерский факультет, во мне зрело желание попробовать свои силы в кино. На первом курсе я поставил этюд о работе в кино, хотя на съемках мне до того времени бывать не доводилось. Некоторое время спустя я попал на киностудию — снялся в массовке в одном из фильмов Михаила Ильича Ромма. Помню, он стоял на помосте и в рупор отдавал команды огромной толпе статистов… Фигура кинематографического режиссера была окутана для меня ореолом недосягаемости.
После окончания института я уехал во Львов, проработал там два сезона в Театре Советской Армии, поставил несколько спектаклей. Казалось, жизнь определена, пойдет по наезженной колее. Но однажды прочитал в газете маленькое объявление: создаются Высшие режиссерские курсы. В этот момент решилась моя судьба. Я сказал: «Все, бросаю театр. Еду поступать на курсы в Москву»…
Фильмом «Сережа» началась моя жизнь в кинематографе, куда я пришел довольно поздно, но пришел, как мне кажется, человеком сложившимся, со своими пристрастиями, устремлениями.
— Вас с полным правом можно назвать последователем кинематографа литературного. Первые две ваши картины «Сережа» и «Вступление» сделаны по произведениям В. Пановой, фильм «Дневные звезды» снят по книге поэтессы О. Берггольц, в «Выборе цели» вы сотрудничали с Д. Граниным, в числе сценаристов «Чайковского» был Ю. Нагибин, наконец, великая проза Толстого — «Отец Сергий» — последняя ваша работа. Случайно ли это совпадение или это режиссерская позиция?
— Для меня литература — основа кинематографического зрелища. Это не значит, что кинематограф просто адаптирует книгу, перекладывает ее для экрана. Бытовавший одно время взгляд на литературу как на готовый сценарий, на мой взгляд, неверен. Писательская метафора при всей ее пластической форме не есть тот же самый материал, который можно прямо перенести на экран.
Я верю в кинематограф актерский, в основе которого лежит большая, серьезная литература. Смысл всякого искусства состоит в том, как сказал К. С. Станиславский, чтобы раскрыть жизнь человеческого духа И здесь для меня взаимоотношения литературы и кинематографа, их тесная связь, родство — безусловны. Литература, как никакое другое искусство, умеет следить за сложностью внутренней человеческой жизни, умеет проникать в человеческую психологию, вскрывать диалектику человеческой души.
Чтобы серьезно говорить о людях, об обществе, о смысле бытия, сценарий как основа фильма должен обладать всеми достоинствами высокой литературы. Я особенно хорошо это понял на своей последней работе, когда вплотную соприкоснулся с таким величайшим писателем, как Лев Николаевич Толстой. Работа над его прозой была сложной, трудной, подчас мучительной. Сценарий «Отца Сергия» я написал, правда, очень быстро — менее чем за месяц. Но эта работа потребовала от меня огромного напряжения чувств. Дело не только в той ответственности, которая ложится на тебя, когда берешься за произведение гениального писателя. Мысли Толстого заставили задуматься и о судьбе героя и о смысле собственной жизни: пересмотреть заново все, во что веришь, что умеешь, заново оценить сделанное…
В последние годы жизни Толстой определил свой подход к изображению человека. Он говорил, что человек текуч, как река. Река может существовать только в своем непрерывном движении, ее нельзя остановить. Толстой, как никто из писателей, умел передать психологическое движение души человека.
— Как вы выбираете актера на роль? Какое качество исполнителя цените выше всего?
— Литература дает необыкновенно богатый материал, воплотить который режиссер может прежде всего в актере. Я убежден — только через актера он может рассказать людям, что его волнует, чем он озабочен. Никакие внешние ухищрения: монтаж, ракурс, движение камеры, музыка, цвет, которые, безусловно, очень важны, существенны, не передадут сложности человеческой жизни.
Для меня выбор актера — это поиск не исполнителя, а личности, поиск, который тяготеет к исследованию человеческой души, ее многосложности. В актере мне прежде всего интересен его духовный потенциал, духовное начало. Сплав актерского таланта и определенных личных качеств и создает неповторимую индивидуальность.
Нередко актер на экране играет не движение внутренней жизни своего героя, не поток этой жизни в ее естественном физическом и духовном течении, а просто изображает ряд статических положений, заданных сюжетом, фабулой.
Приступая к работе над прозой Толстого, я отчетливо понял, что одного актерского дарования, обаяния, фактуры, мастерства недостаточно для того, чтобы по-настоящему проникнуть в суть неповторимых характеров его героев. Чтобы приблизиться к толстовскому проникновению в человеческий характер, нужен не просто хороший актер, а актер-личность. В своей практической работе я с такими артистами сталкивался. Это Демидова, это Бондарчук, это Смоктуновский.
Как Демидовой сыграть поэтессу Берггольц? Как сыграть Смоктуновскому, который к музыке имеет очень отдаленное отношение, гениального композитора? Как Бондарчуку создать образ отца Сергия, когда самое главное, что совершается с отцом Сергием, происходит не во внешних проявлениях, а в душе, в сознании? Здесь может быть один-единственный путь, то, что мучает отца Сергия, должно волновать и актера, как человека.
В «Отце Сергии» я пытался сделать так, чтобы Сергей Бондарчук существовал в роли, в характере точно, как это пишет Толстой. В сцене Пашеньки с отцом Сергием и Бондарчук и Демидова, мне кажется, сумели добиться настоящего проникновения в жизнь своих персонажей. Я сознательно снимал эту сцену на крупных планах, длинных, внешне статичных, сознательно не применял ни ракурса, ни монтажа. Вел непрерывное наблюдение за движением человеческой души.
Главная моя цель в киноискусстве — раскрыть в человеке то, что, на мой взгляд, является наивысшим его проявлением — его творческое начало. И если взглянуть на мои фильмы под этим углом зрения, то все они, сделанные на разном материале, в разной стилистике, об одном — «Дневные звезды», «Чайковский», «Выбор цели»…
В Выборе цели» мы с писателем Д. Граниным попытались рассмотреть одну из важнейших проблем сегодняшней жизни — ответственность творца за содеянное. Этот вопрос в современной науке зазвучал с необычной силой. Можно ведь и словом убить человека, но это бывает редко. И вдруг выяснилось, что мир может быть уничтожен человеком творческим — сразу проблема стала гигантской. И поэтому последняя картина «Отец Сергий», в которой как бы суммируется все сделанное прежде, есть естественное продолжение разговора о том, что такое человек, в чем его предназначение, что есть главное в нашей жизни, ради чего мы живем на земле…
Вопрос о смысле человеческой жизни заставил меня мучительно думать над тем, что я буду делать дальше. Как эту тему раскрывать? И у меня появилась потребность делать следующую работу на материале современной русской литературы. Конкретно речь идет о незатейливой, казалось бы, повести В. Астафьева «Звездопад». Конец войны. Молодой солдат. Ужас фронта, чистилище эвакопунктов. Госпиталь и — вновь пекло. И человек, теперь уже внутренне созревший для той великой роли, которую солдат исполнял в войну…
— Вы преподаете во Всесоюзном институте кинематографии. Считаете ли вы эту работу необходимой в своей творческой жизни?
— Общение с молодыми людьми, с каждым новым поколением, которое приходит в киноискусство, дает возможность держать руку на пульсе современной жизни. Взаимоотношения мастера и учеников — это процесс взаимного обогащения. Диалог. Если он превращается в монолог наставника, это смерть для наставника и тупик для ученика. Работая со студентами, я пытаюсь разобраться в том, что я делаю, не остался ли я во вчерашнем дне. Моя основная забота — не натаскивание молодых людей в профессиональном умении, не желание увидеть в них самого себя, а, наоборот, попытка разглядеть в каждом свежее, нетрафаретное отношение к миру и заботливо взрастить его.
Среди моих учеников многие известные зрителям советские режиссеры: Родион Нахапетов, Гюльбениз Азим-заде, Карен Шахназаров, Александр Панкратов. Есть у меня и зарубежные ученики — болгарин Георгий Дюлгеров, мексиканцы Мартинес Ортего Гонсало и Серхио Ольхович, монгол Найдангийн Нямдаваа, поляк Кшиштоф Ясиньский, сириец Мохаммед Усама. Успехи учеников необыкновенно радуют, и тогда понимаешь, что стоит тратить силы на то, чтобы учить людей. Это так же важно, как снимать фильмы. Даже, может быть, важнее. Потому что то, что не сумел сказать людям сам, можешь сделать через своих учеников.
