Тень горы (Советский экран №1 1975 г.)

Станислав Борисович РАССАДИН
Член Союза писателей СССР
Окончил филологический факультет МГУ в 1958 году. С этого же времени выступает как критик. Автор девяти книг, в том числе таких, как «Обыкновенное чудо», «Кайсын Кулиев», «Так начинают жить стихом», «Книга про читателя».
В «Советском экране» сотрудничает с 1962 года. Напомним такие его статьи, как «Экскурсия в прошлое России», «Человек, которому повезло», «Перечитаем Чехова», «Добрый человек из Расёмона», «Удача!».

Тан бывает: какое-то новое произведение неотвязно воскрешает в нашей памяти старое и — обычно — лучшее. «Мститель из Гянджебасара», фильм о Гатыр Мамеде, «азербайджанском Котовском», откровенно ассоциируется… с фильмом «Чапаев».

Это не упрек. Что поделаешь, фильмов много, а вакансии первооткрывателей бывают очень редко. Да к тому же такое родство часто говорит и о неотразимо магнитном обаянии классической вещи, «а у большой горы и тень большая» (Кайсын Кулиев). Хуже совсем другое. «Мститель» — тень «Чапаева» (так тому и быть), но тень укороченная, съежившаяся. Братья Васильевы загадочно и логично сплавили приключения и психологизм, пафос и юмор. Они не выводили алхимических формул: сплав был обнаружен в историческом материале и в возможностях кино. В «Мстителе» (сценарий М. Маклярского, К. Раппопорта, режиссер Р. Оджагов, «Арменфильм»), как говорится, то, да не то.

Про одного скверного «научного фантаста» остроумно заметили: его герои водружают на себя сверхснаряжение, величаво входят в сверхаппараты, преодолевая сверхтрудности, опускаются в сверхглубины… и все это затем, чтобы на океанском дне чинно усесться и провести сверхскучное профсобрание. Пример незавиден, но ему следуют. В «Мстителе» много мушкетерских потасовок, в которых персонажи ловки, как д’Артаньян, и могучи, как Портос, — и все затем, чтобы после усесться за стол и долго-долго говорить об общеизвестном. Так приключения и серьезность, оторванные друг от друга, становятся: первые — скучными, вторая — мнимой.

Масштаб «горы» лишь подчеркивает несовершенство тени. Чапаев и Фурманов. Схватка стихии и долга, безоглядного героизма и железной воли; сперва спор, даже недоверие, потом дружба, даже нежность. И вот параллель: партизан Гатыр Мамед и большевик Джавадов. Общение на уровне дважды два, на глубине азбуки политграмоты.

Снова вспоминаем Чапаева. Виктор Шкловский писал: он ЧЕЛОВЕК В ДВИЖЕНИИ. Его тачанка — как колесницы героев Гомера. Но и Васильевы и Фурманов способны смотреть на него с улыбкой, отчего их Чапаев не только человечнее, а героичнее. Надо же видеть, что герой человек! Только так понимаешь цену героизма А Гатыр Мамед? Вернее, фильм о нем? Можно ничего не знать о его историческом прототипе, но ведь сами авторы намекнули нам на сложность этого человека, проницательного и по-крестьянски доверчивого. А в фильме он вышел бестрепетным, безупречным и… безликим.

Поразительное дело: авторы не слепы, но они ограничиваются намеками, точнее, наметками, они самую сложность рисуют схематически, четкими черточками. Допустим, Азиз. Его характер — по наметке сложный — не растет, как ветка, а переламывается, как сухой сучок. Был хорошим, стал плохим. Был спасителем, стал предателем. Точка.

Удача художника всегда складывается из множества первопричин, порою неизъяснимых. Неудача всегда связана с нарушением основных, даже элементарных истин. «Мститель» прошел налегке мимо драматической сложности гражданской войны. Мимо счастливых возможностей киноискусства. Да и мимо уроков «Чапаева» тоже. Для хороших актеров, для способного режиссера, для опытных сценаристов такая неудача обидна…

Ст. Рассадин